57-ой дом по улице Гончей в Чернигове — барак дореволюционной постройки. Страшненький, старенький, на шесть входов. У семьи Григорцовых квартира в бараке и кирпичная пристройка с миниатюрными ванной-туалетом и кухней. На внешней стене пристройки — цементная заплатка. Кусок вывалили строители.
— У нас окно на стройку выходит, кран рядом с нашим домом стоит, его стрела — над крышей, — возмущена 68-летняя Вера Григорцова. — Мы ближе всех к этой стройке из соседей, вот и страдаем.
* * *
За бараком застройщик Лев Соронович поставил девятиэтажку, вторая в процессе строительства.
Задаюсь вопросом: возмущение жителей барака — это реальное неудобство от стройки рядом либо обычная человеческая зависть к тем, кто живет лучше, кто может себе позволить более комфортные условия? Более склоняюсь к первому: грохочет строительная техника (ладно, пережить можно), отлетает кусок стены — это реальное неудобство. Вместе с тем, если бы жильцам барака предложили квартиру в новострое, наверное, можно было бы и потерпеть. Скорее всего, и грохот стройки бы не так мешал, и кран бы боялись меньше.
«Летом сидим в изгнании на даче»
— По закону, въезд на стройку должен быть за пять-десять метров от жилого дома, нашу же угловую квартиру груженые грузовики цепляли четыре раза, — возмущена Вера Григорцова. — По нашему дому пошли трещины из-за этих строек. Кран от нас должен стоять не ближе, чем 20 метров, с мужем померили — ровно девять. Между нами и стройкой должны быть бетонные блоки и забор. А нет ничего.
Столько комиссий было! Свадьбами ездили. Я ходила на сессию Черниговрады. Приезжали депутаты. Был Павел Вовк, например.
Обращалась и к самому Сороновичу. Контора рядом с домом. Он сразу меня принял в штыки. Предложил поменять окно. Я ему: «Вы решили, что мы бомжи? У нас окно давным-давно новое. Не в окне проблема, дом рушится». На том и все.
— Мы целое лето в изгнании были, на даче, — подключается к разговору 68-летний супруг Виктор Григорцов. — Дома из-за стройки жить не можем. Раздражает, что строители под окнами матерятся.
Муж и жена показывают трещины на стенах пристройки: кухни, ванной. Есть и по кафелю на полу. В углах стены отходят одна от другой.
— На сессии шутники говорили: «Это вы с дедом расшатали стены», — продолжает Вера Николаевна. — Говорю, если бы по 18 лет, может, и расшатали бы, но не в старости ж! В доме всегда зимой жара была, а сейчас согреться трудно.
Дальше Григорцовы ведут в комнату, окно которой выходит прямо на кран.
— Я и к Людмиле Шкуриной (начальник городского государственного архитектурно-строительного контроля. — Авт.) ходила. Она мне: «Все документы на строительстве в порядке». Странные законы у нас: один для меня, другой для Сороновича. У меня муж в розыске и в УБОПе всю жизнь проработал, о прошлом многих знает. Опустят глаза, слушают, и все.
— До того, как Соронович начал стройку на Гончей, здесь был Жилкомунснабторг, руководитель — Михаил Коляда, — делает экскурс в историю Виктор Григорцов. — Предприятие обанкротилось. И сюда зашел Лев Иванович. Когда начали возмущаться, голову пристройкой нашей стал морочить, мол, незаконная. А у нас все законно, есть бумажка.
— Еще круг по черниговским чиновникам сделаем. Если не поможет — на Киев, — радикально настроена Вера Николаевна. — Кран над головой. Не дай Бог, порыв ветра, рухнет нам на крышу. Ни нас, ни дома не останется. Пусть убирает кран!
Четыре года назад Соронович говорил нам, чтобы приватизировали землю, он нас заберет. А кто нам даст приватизировать участок в центре города? Теперь у Льва Ивановича онкология и возраст, ему все по барабану. Хоть бы этот дом достроил.
— Если бы Соронович предложил вам отселение, согласились бы?
— Мы 45 лет тут прожили. Зачем же нас наказывать? Даже если отселить, куда? На окраину? Мы в центре всю жизнь.
«Мы поставили кран, чтобы сделать удобство»
— Этим людям мешало, что машины ездили, — комментирует 80-летний Лев Соронович. — Теперь кран. Сколько комиссий было — у меня все законно, все в порядке.
По всем нормам и расчетам, мы правильно установили кран. Я могу отодвинуть его не на десять, а на двадцать метров. Но тогда пущу все грузы им под окнами. Мы поставили кран, чтобы сделать удобство, чтобы грузовики проезжали через другие ворота.
— Чего же эти люди хотят?
— В свое время они хотели, чтобы я и их снес. Пообещал, если все пойдет по плану, они приватизируют землю, я заберу. Им помогли приватизировать участок.
— Они говорят, что земля не приватизирована, а у них в десятилетней аренде.
— А-а-а, раз не приватизирована земля, их сносить нельзя, — разводит руками Лев Иванович. — Они залезли на нашу землю, пристройку соорудили. Мы махнули рукой, мол, два метра, пусть строят. А теперь козни выкидывают. Я же могу выставить счет за двадцать лет за землю, чтоб заплатили. Хотели, чтоб не ездили грузовики — не ездят.
— Крышу им ломали?
— Когда заезжала первая буровая, чуточку зацепили и сразу замазали. Одно время семья как-то утихомирилась. Мы поставили кран, снова начали возбухать.
Я уже молю Бога, чтоб достроить третью секцию дома, рассчитаться с людьми. 200 человек ждут жилье. Если бы не это, я бы плюнул. У меня болячка тяжелая, вчера (говорим 27 октября. — Авт.) из Гомеля только вернулся, был на операции. Но люди ждут квартиры.
Я 52 года сижу в своем кресле. Если бы был нарушителем, сидел бы в другом месте. Просто мне везет, как утопленнику. То дом на Князя Черного здоровье забрал. Теперь тут. Я соседний барак снес, потерял сто тысяч долларов на отселении пяти семей, которые тут жили без воды, как цыгане. И с этого ничего не поимел. Город перенес красную линию вглубь и запретил мне строить над дорогой. Четвертой секции строительства не будет.
Виктория Товтоног, еженедельник газета "Весть"
Хочете отримувати головне в месенджер? Підписуйтеся на наш Telegram.
